Матушка-амнистия подала свободу, словно нищей милостыню на исходе года.
На исходе срока, мерой в десять зим, десять лет и весен, отгоревших в дым.
Лишь на осень раньше прозвенел звоночек, я писала письма, а в ответ - ни строчки.
От того, чью ношу на себя взяла, от того, кого любила и кого спасла.
Припев:
А сердце за запреткой, а в клетке душа, запугана браслетами судьба без ножа.
Пожизненно останется в пыли лагерей раздавленный окурочек жизни моей.
Воля моя, воля, что ж ты не спешила, обо мне не помнила, а его хранила.
Я ему купила волю вместо вышки, десять лет на зоне – дорого не слишком.
Воля моя, воля, что ж ты запоздала, за него сидела я, за него страдала,
За него старела, про него молчала, а когда женился он – проклинать не стала.
Припев:
А сердце за запреткой, а в клетке душа, запугана браслетами судьба без ножа.
Пожизненно останется в пыли лагерей раздавленный окурочек жизни моей.
За решеткой подлости, за колючкой лжи, девочку наивную научили жить.
Метила морщинами мне лицо тайга, мерили сединами боль мою снега.
В одиночке памяти я запру те годы, словно грош на паперти подберу свободу.
И в карман дырявый молча положу, и по-привычке руки за спиной сложу.
Припев:
А сердце за запреткой, а в клетке душа, запугана браслетами судьба без ножа.
Пожизненно останется в пыли лагерей раздавленный окурочек жизни моей.
Пожизненно останется в пыли лагерей раздавленный окурочек жизни моей.
Раздавленный окурочек жизни моей.