Это не Дублин, но тухнет вокруг все, и тут, по полной чудят в ожидании чуда.
С нелепостью карикатур, прогорая в кошмарном бреду под названием "урбан".
Пламенем урной, фортуны, продукты внедряют, недурно в белоснежном аду,
Ты у всех на виду, так что сколько ни мерь, все равно резанут наобум.
И на каждом шагу инородные тела, кошмар моровой в обалдевших пешках,
Их надежды скрежет слышен в гаражах, она задушена героями Уэлша.
Их планы на вечер каждый раз те же: cash и hash trapping wall -
Намутить им дыма или MTV, и маргиналы опять в ожидании трэша.
"In God we trust & how we drug" ,- и с девизом этим массы глотают лекарства,
И кайф забивает гвоздь так в чердак, как в финале совком отгружал Ван Бастен.
И мрак по началу не покажется мразью, а так, даже чем-то далеким, прекрасным,
Но прекрасно далеко настолько, что слишком легко ненароком пропасть в нем.
Ни логины, ни пассворд не спас и не встрялся, а разум, как пластик, порезан на части,
Дымом ушел во фрактал, портал в одну сторону, он выведет на смерть.
И чья же вина здесь? Фальшивое счастье с перебором собирает наеб*неные касты,
Создавая им иллюзию шанса, на связь с Поднебесной, любезно слиться в экстазе.
Но безумные луны попустили и вас всех, на лопатки уложили треки Benny Benassi!
Гори, этот мир оков, изнутри, их прах разгадают дороги.
И в три-два-раз собираться таким же другим, таким же, ну точно таким же другим.
Бродить по забытым могилам сошедших с орбит в безжалостный мир.
Время острот под бременем стока, пох*ря следы от былых катастроф.
Эй, Питер Пэн, за окошком не Лондон, фортуна пригладит ладошкой локон.
Пальцы стучат по иконкам, в мыслях о ком-то, за стеклом гаражи, но в такой темноте,
Сквозь окон витражи не разобрать даже смазанный контур.
Это не Комптон, но та же шпана, что воспитана криком базарных товарок.
Каждый подъезд в тех угрюмых дворах всегда искренне рад дарам и товарам.
Им не стать бакалаврами, но нелегальный товар и обмен дал навар.
Апатия длиной во всю сумашседшую молодость, эта реальность коварна.
И если есть рай, то, наверное, в нем скучно и пусто.
Злобная паства в разбузданных тусах упорно возводит *ляство в искусство.
Дороги уходят в тоннели ноздрей, льется блейзер на блузку.
Прочь смысловую нагрузку из текста, для них она невывозима.
Видишь, как юность пылает огнями протеста, только цвет пламени синий.
То самое чувство, когда о запястье тушатся сиги.
Одна ледяная пустыня, внутри гибрид Хиросимы и Новосиба.
Юные годы, спасибо за все, но не всех извлекли из-под ваших обломков.
Тексты просеяв как ситом, отсек - все лишние части, еб*шим с апломбом.
Проникаем в умы молниеносным броском анаконды,
Луперкаль и Sharon, 16/13 урона от комбо.
Берлиозу - трамвай, Карениной - поезд.
Рэперу - Версус, смертнику - пояс.
Этот мир твой, где ищут погибель на тысячах скользких дорожек,
Но то, что мертво - умереть не может.
Берлиозу - трамвай, Карениной - поезд.
Рэперу - Версус, смертнику - пояс.
Этот мир твой, где ищут погибель на тысячах скользких дорожек,
Но то, что мертво - умереть не может. То, что мертво - умереть не может.