Пусть мир торчит на паперти и слезно просит истины,
И снова спит до одури — вины своей не мня.
А мы строчим по памяти, а мы кроим по выкройке
Одни и те же контуры стремянного ремня.
Неужели мы дожили, до нового столетия,
Вот-вот тысячелетие второе проживем.
С такой же мерзкой рожею, с такою же отметиной,
С такими же котлетами, которые жуем.
А их готовят загодя, а их пожарят с кровью,
Их пользу для здоровья — докажут, объяснят.
А мы сожрем их, радуясь с покорностью коровьей,
Как жрали все, что парят нам, две тыщи лет подряд.
Прости меня. Здрасте, три нуля,
Лейте елей на троих нулей.
Но мы проходим гордо и, мы все-таки красивые,
Дебелые, степенные. Хоть наше дело швах.
Хотя и с красной рожею, хотя с носами синими,
Хотя и с белой пеною на крашенных губах.
Пусть умы заморозили, не зрим возню осиную,
Пускай, мы мыслим прозою, и лаптем щи хлебам.
Но гриб лилово-розовый, но гриб наш под осиною,
И даже под березою, все ж вам не по зубам.
Но май придет — отмаемся. В июне все разъедутся:
Кто на месяц, кто надолго, а кто и навсегда.
И кто, на что обманется, кто плюнет, кто зарежется,
Кто нам истец, где каторга, без срока и суда.
Прости меня. Здрасте, три нуля,
Лейте елей на троих нулей.
Хотите, не хотите, но — мы верим, что надежда есть,
И если не ходить в кино — то, значит, есть любовь.
И значит, наша Родина не всем успела надоесть,
И надо только съесть говно и выпить чью-то кровь.
Как кровь любовь рифмуется, две тыщи лет мир мается,
И нас стихом с конвейера поточно одарит.
Ах, он, блин, добалуется, ах он, блин, доиграется:
На сковородке времени — он точно подгорит.
Весь век просрали начисто, потворствуя язычеству,
Поддавшись увлечению и трепу королей.
Но три нуля по качеству и даже по количеству,
И явно по значению — все ж лучше двух нулей.
Прости меня. Здрасте, три нуля,
Лейте елей на троих нулей.
Лейте елей на троих нулей.
Лейте елей на троих нулей.