Ах, музыкальные крючки,
кому звеним, кого хороним?!
Ах, барабанные смычки,
зачем мозолите ладони?!
Зачем, взволнованно в кулак
сжимая тоненькие перья,
вы поднимали пестрый флаг
и пели песенку о вере?
Кто вам поверил?...
Гитары трогали в ночи,
внушали скрипочкам сомненье,
играли в ма-а-аленький оркестрик
под ненадежным управленьем.
В дорогу звали трубачи,
мелькал платок тамбур-мажора,
но ни разу, черт возьми,
не бывало дирижера.
Дирижера, дирижера
не бывало никогда!
Но зато, но всегда, но всегда:
тра-та-та-та
тра-та-та-та
тра-та-та-та-а-а...
Оркестрик, скрипочка, трубач --
один, другой, а вон -- уходит,
но все время по земле
Барабанщики проходят.
Через горы и леса,
пробиваясь сквозь туман,
вот еще один идет,
бьет в знакомый барабан.
Он стучал: "Пора сказать
всем отчетливо и внятно!
Кто там рвется впереди --
неужели непонятно?!
Только надо подойти,
может, капельку поближе,
и тогда-то уж меня
обязательно услышат!"
Он стучал, стучал, стучал!
(даже палочки сломались.)
Но никто не выходил,
только дворники смеялись.
И, подвесив барабан,
он стучал в него ногой,
и, отчаявшись вконец,
барабанил головой.
Не пускали во дворы --
он носил его по крышам,
он стучался с ним в окно,
но никто его не слышал,
потому что, сделав круг
и присев за фортепьянчик,
все играют и поют:
-- "Иде ж ты, иде ж ты, барабанщик?"
И не слышат, и поют, и играют:
ля -- ля -- ля!...
-- Вы, кажется, что-то сказали?
Ах, вот оно... Вы не поете...
И ничего не слыхали...
Не курите и не врете,
и в доме нет даже гитары...
(случится ж такое в Аркадии!)
Что-что?... А-а-а...
Ну, конечно, Вы правы --
наверно, играло радио...