Не нашедшему место
Большой куш не сорвавшему
Мотанием в лирике
Низко упавшему!
Считавшему падением — дату рождения
Давно забытому своим поколением
Я герой, но только на белой бумаге
А так отваги в моём сердце, не видно
Сидеть спокойно: дышать и молчать
Всё время знать, я тебя не увижу!
Не потерять, а только найти
Не остаться, — просто уйти
Не замеченным по серой дороге
Несут меня туда бойцовские ноги
Бросить под землю мысли и сознание
Не чувствовать твоё рядом дыхание
Терять глазами, что-то необъятное
Любовь изображая как непонятное
Желать себе не прошлого, радости просить
Дух потерянной свободы стараться обрести
Блуждать в потёмках, стиснув зубы, во власти страха
Задыхаться от двуличия, быть на грани плахи
Испустив истошный крик, раствориться в тишине
Это вся награда жизни — больше света нет во тьме
Пробудиться ото сна, начинать игру сначала
Разум с чувствами мешать (прописаных так рано)
Заглянув в себя, смерть увидеть в лицо
И по миру слыть лишь заблудшей овцой.
Не нашедшему место
Большой куш не сорвавшему
Мотанием в лирике
Низко упавшему
Считавшему падением
Дату рождения
Огрызаться на шепот в своей колыбели
Севшим на мель, — всё что хотели
Помноженным в пустоё российское бремя
Дважды загнанным шпорами в племя
Мы солнца не видим
И ветром не дышим
Никуда мы не выйдем
Ничего не услышим
Лишь звонок телефонный (от раза до раза)
И ещё на последок (стандартная фраза)
Для приветствия она и для прощания
Да ещё разок
Мгновение молчания, минута молчания, вечность молчания
Полная нежности и отчаяния
Не позднее, чем утешение
Пришедшее от сердца точкой кипения
Глупость. Подлость. Спасибо, родная!
Тебя больше нет — ты мне чужая
Ты не видишь изменений, всё как и прежде
И моя надежда остаётся лишь надеждой
На ошибку нет права, ты на грани
Идёшь по жизни, с судьбой столкнувшись лбами
Смотришь только на гордую птицу
И никогда не меняешь стойку
Чувствуешь угрозу в подозрительных лицах
Но всё равно с ними пьёшь русскую водку
И как после лета. Холодный ветер
Наступающей осени, и пришедшей зимы
Ты всем повторяешь про приветливый Питер
Чёрствыми называя нравы Москвы